Сейчас он – один из немногочисленных постоянных жителей д. Кульковская, и – мой собеседник в февральской командировке в тарнянские края.
Начало
— Родился я здесь, в Кульковской, правда, не в этом доме, — Геннадий Михайлович обводит рукой своё жилище. — Дом этот потом купили; в июне 1957 года сюда переехали. Здесь до армии жил, работал с самого детства. Из школы прибежишь – надо матери помогать. В третьем классе я уже на дальние сенокосы стал ездить.
В апреле 1975 года мне исполнилось 18 лет, а в мае в армию ушел; 2 года служил в группе советских войск в Германии. Там познакомился с ребятами с Мурманска, которые успели в траловом флоте поработать. И меня по их рассказам «заело». Расставаясь после демобилизации, они сказали: «Приедем в Мурманск – вызовем тебя». Идёт время, а от них все нет и нет вестей. Я уж решил в милицию устраиваться. Приехал в Шенкурск, заявление написал. Вернулся домой, а брат говорит: «Тебе с Мурманска звонили». Но без подробностей. Решил поехать наугад. Купил билеты, поехал через Архангельск. Там время до самолёта на Мурманск было много, поехал к дядьке, который в Архангельске жил. Он меня отговорил: «Зачем тебе Мурманск? Там всё незнакомое. Давай я тебя здесь в мореходную школу устрою». Так я попал в архангельскую «мореходку». Закончил на матроса-водолаза. В 1978 году начал плавать матросом.
— А как же водолазная специальность?
— Можно было и водолазом. Мы были лёгкими водолазами, могли погружаться до 20 метров, а можно было поехать Москву на трёхмесячные курсы и выучиться на тяжелого водолаза. Мы тренировались, в том числе, на реке Кузнечихе — на 8-метровую глубину зимой спускались. Делали майну 10 на 10 метров, недалеко другую вырубали, и туда какой-нибудь предмет бросали, а тебе надо это найти на дне. Кто-то и боялся: с 8 метров и 10 метровая майна маленькой кажется. Я сдал на водолаза, «корочки» есть. Но работа тяжёлая, а о льготах мы тогда не знали. Пошёл в простые матросы.
Сгущёнка для медведей
— И как же начиналась Ваша флотская карьера?
— Начать с того, что после службы в Германии у меня была подписка о невыезде за границу на 5 лет. Соответственно, визу (разрешение на заграничные плавания) мне не открыли.
И вот предложили после мореходки всем тем, у кого виз не было: идти или на всю зарплату в пионерлагерь от пароходства «Беломорец» на 3 месяца, либо на суда, но на 33 процента зарплаты. Мы, конечно, выбрали лагерь. Он располагался между Большой и Малой Товрой. Мы помогали достраивать лагерь, были там техническими работниками.
Потом пошли на корабли. Ходил я в Амдерму, Варандей, Дудинку, другие порты Баренцева и Карского морей. Интересно было! Вот, например, рейс на Дудинку зимой 1980 года без приключений не обошелся. Дошли мы караваном до Новой Земли. Там толстый лёд. А ледокольчик нас вёл слабенький, всё время застревал, так наши суда сами его обкалывали ото льда! Везли в Норильск взрывчатку, сопровождающие при ней находились с наганами. В определённой точке для дальнейшего сопровождения нас встречал атомный ледокол «Арктика». Но тут подошёл танкер, а их всегда водили в первую очередь. Вот «Арктика» его взяла его и повела. А мы стоим. Вокруг белые медведи ходят. Повара им манную кашу варили, спускали в ведре на верёвке. И сгущёнку медведи очень любили. Баночку железную лапой играючи так сомнут, слижут всё. Купались в майне, где наше судно прокручивало винты, чтобы их не сжало льдами. Но вот снова пришла «Арктика» и ещё один ледокол, нас повели дальше. Из Архангельска мы вышли 14 января, а в Дудинку пришли только в середине февраля. Почти месяц шли!
В общем, в пароходстве нравилось работать, но как было: летом ты отпускников заменяешь – ладно, а зимой они в загранку идут, а тебя – мотают с судна на судно.
Свистопляска настоящая! Надоело. Но как-то познакомился со старшим помощником, сухогруза «Канин». Он принадлежал к вспомогательному подразделению тралфлота, рыбу собирал по рыболовецким колхозам и возил по рыбокомбинатам. Старпом и предложил: «Иди к нам!» Перешел туда, Белое и Барнецево море всё исходил. Потом на танкере «Пирятин» ходил, заправляли мы суда на промысле. В норвежскую и гренландскую зону даже ходили.
А потом и мне визу открыли. Можно теперь и в «загранку», но я не пошёл: привык здесь, да и дома чаще бываешь. В 1984 году закончил курсы на боцмана, и сразу перешёл на линейный буксир. Таскали мы рефрижераторные баржи, тоже собирали и развозили рыбу.
«Лихие 90-е»
В 90-е годы сменилось руководство тралфлота, началась настоящая свистопляска. Денег почти не было, а у меня — семья, дочь младшая в школу ходила. Хорошо, знакомые позвали на водраслевый комбинат, боцманом на судёнышко «Даурия». Ходили мы по островам Белого моря, собирали водоросли и отвозили на комбинат. Летом вроде бы нормально, а зимой суда на отстое, платили 85 процентов от оклада матроса — всем. Ушел я в портофлот, береговым боцманом — там стабильный оклад. Работал в затоне на Бакарице. Иногда подменял коллег на судах. Последний раз в море ходил в 2003 году.
Стал распадаться и портофлот. Вернулся я сюда, в Тарню – отдохнуть от всего. Пошел работать в лес, но работал не долго — потянул спину. Вернулся в Архангельск, устроился на Красную Кузницу в док, на ремонт судов. С мая 2005-го по ноябрь 2009-го года работал там мотористом-электриком обслуживающей команды. Но в 2006 году умер брат, маме уже было за 90 лет. Рассчитался, приехал сюда маму печаловать.
Мама
Моя мама, Александра Михайловна – очень интересная личность! Родилась в Котажке, в 30-х годах сюда переехала. Всё работала в лесу. Вышла замуж за Михаила Польникова, родился первый сын, Александр. Началась война, мужа призвали в армию, и уже в августе 1941 года пришла похоронка: погиб в Карелии. Работая в лесу, мама познакомилась с Михаилом Яковлевичем Аншуковым, моим отцом. Он в первую мировую войну бежал с плена, обморозился, и в армию на Великую Отечественную войну его не взяли. Он был намного старше мамы, но выбор был невелик — других мужиков в деревне почти не было. После войны они стали жить вместе. В 1949 году родилась моя старшая сестра, потом — брат, снова сестра и я. Всего нас было пятеро детей.
В 1961 году отец умер, мне тогда было 4 года. Мама всех нас тянула. Всю жизнь у неё — лес да скотные дворы. Конюшня, телятник, коровник, овчарня у нас были в деревне. На той же овчарне лошади было внутрь не заехать, так навоз на чунках вытаскивали. Работала и на пенсии, когда было необходимо.
Мама не дожила 3 месяца до своих 95-ти лет. Всегда была энергичной. Сена сколько ставила, отдавала в совхоз! Лук растила, картошку. На болото ходила. А на празднике как песню заведёт, как пойдёт вприсядку — мне так не сплясать!
Что же дальше?
Здесь мы прервём интересный рассказ Геннадия Михайловича и отметим то, что о нём говорят его земляки и односельчане. По их словам, Геннадий Михайлович в Кульковской — негласный староста и диспетчер: если что случается – звонят всегда ему. Например, когда в деревне внезапно выключается электричество. («Когда свет отключают, хотя бы заранее сообщали! Хотя бы нашему депутату Надежде Алексеевне Киселёвой, а она бы нас всех обзванивала. Или в газете бы за неделю печатали»).
На своём стареньком УАЗике он возит коллектив тарнянского клуба на гастроли. Бывали они в Верхоледке, Усть-Паденьге, Шеговарах, в Блудково, Наводово и других уголках нашего района. Зимой тот же УАЗик с самодельным угольником нередко выполняет роль снегоочистителя («За эту зиму только 2 раза снег у нас почистили»). Значительное место в досуге моего собеседника занимает занятие фотографией, о чём говорят многочисленные фотоальбомы, хранящиеся в доме, грамота за участие в районном краеведческом конкурсе «Край мой – гордость моя», снимки, публикуемые в тарнянской группе ВКонтакте.
Хороши здешние края! Но нарастает у Геннадия Михайловича тревога за их будущее. «Вот сейчас задумали объединение; это что — для оптимизации? Да куда мы с ней пришли?! У нас бы сельсовет работал, так бы и школа работала – у нас бы было 6 учеников. Молодёжь стала уезжать, они сами её выпихивают из деревень! Сейчас хоть Костину можно пожаловаться, а потом – вообще никуда не пожалуешься! Олег Александрович старается, но что толку – нет ни денег, ни чего. Но хотя поговорить с ним можно, не отшивает он. Частенько созваниваемся…»
* * * * *
На прощание по традиции делаю фотографию собеседника – на фоне «парадной» стены дома. А на ней – аксессуары на морскую тематику. «Геннадий Михайлович, работу на флоте вспоминаете?», — сам собой напросился вопрос. «А как же. И море мне продолжает сниться…»
Николай Романовский.
Фото автора.
